МОСКВА, 15 ноя -. Органы советской контрразведки успешно защитили научные и технологические достижения в области ядерной физики и инженерии, что обеспечило устойчивое развитие атомного сектора страны и позволило сохранить стратегическое преимущество России в атомной сфере в условиях глобальной конкуренции и потенциальных угроз, рассказал историк спецслужб, эксперт Национального центра исторической памяти при президенте РФ Олег Матвеев.
Ровно 80 лет назад, 15 ноября 1945 года, в структуре Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ) СССР было создано новое структурное подразделение — отдел «К», в задачу которого входило «оперативно-чекистское обслуживание объектов специального назначения», то есть предприятий и организаций создающейся в стране атомной промышленности.
Вклад спецслужб в создание отечественной атомной индустрии сопоставим со вкладом ученых и промышленников — это касается как получения необходимых разведывательных материалов, так и защиты контрразведчиками государственной тайны, говорил генеральный директор госкорпорации «Росатом» Алексей Лихачев в нынешнем году в рамках мероприятий, посвященных 80-летию атомной отрасли России. «Росатом» помнит о заслугах контрразведки перед отраслью и продолжает активно взаимодействовать с органами государственной безопасности, подчеркивал Лихачев.
«Создание Советским Союзом собственного ядерного оружия в тяжелейших военных и послевоенных условиях 1940-х годов стало триумфом всего государственного механизма — ученых, конструкторов, инженеров, строителей, управленцев и, безусловно, специальных служб. И если о вкладе внешней и военной разведок в советскую атомную программу известно довольно много благодаря мемуарам и рассекреченным документам, то роль контрразведки в этом глобальном проекте до сих пор остается менее изученной», — отметил Матвеев.
Соединенные Штаты 16 июля 1945 года испытали свой первый атомный заряд, а 6 и 9 августа 1945-го подвергли атомным бомбардировкам японские города Хиросиму и Нагасаки. В условиях ядерной гонки для создания аналогичного советского оружия потребовалось принимать чрезвычайные меры мобилизационного характера.
Уже 20 августа 1945 года руководство СССР постановило организовать ряд управленческих структур, необходимых для ускорения создания отечественной атомной бомбы. В целях соблюдения секретности эта задача в документах называлась «Проблемой №1», что лишний раз свидетельствовало о наивысшем государственном приоритете. В тот день Иосиф Сталин подписал постановление Государственного комитета обороны СССР о создании Специального комитета при ГКО. Новый орган наделили полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства СССР, к работам по атомному проекту. Главой Спецкомитета был назначен заместитель председателя ГКО и Совета народных комиссаров (СНК) СССР, Лаврентий Берия. Для того, чтобы полностью сосредоточиться на работе по важнейшему для государства направлению, вскоре после назначения на новую должность Берия покинул пост наркома внутренних дел СССР, который он занимал с 1938 года.
Тем же постановлением предусматривалось создание «штаба» советской атомной промышленности — Первого главного управления при Совете народных комиссаров СССР. Первым руководителем ПГУ стал народный комиссар боеприпасов Борис Ванников, проявивший выдающиеся организаторские способности в ходе Великой Отечественной войны, и ставший впоследствии трижды Героем Социалистического Труда. В дальнейшем ПГУ было преобразовано в министерство среднего машиностроения СССР, правопреемником которого можно считать государственную корпорацию по атомной энергии «Росатом».
В целях обеспечения качественного индивидуального отбора кадров для работы в ПГУ и их спецпроверки по линии госбезопасности, на должность начальника отдела кадров, находившегося по соседству с Лубянкой на Мясницкой, 20, был назначен полковник Афанасий Семенович Богатов, до этого занимавший должность начальника отделения отдела кадров НКГБ СССР.
Одним из первых мероприятий, направленных на обеспечение секретности в ПГУ, стало создание режимной службы в виде отдела охраны объектов и охраны секретности (2-го отдела), причем не на пустом месте, а на базе переданного из НКВД СССР 5-го Спецотдела (контроль за производством противогазов). Дальнейшее комплектование отдела проводилось офицерами, прибывшими из НКВД, Главного управления контрразведки «Смерш» Народного комиссариата обороны (НКО) СССР, Управления контрразведки «Смерш» Народного комиссариата Военно-морского флота СССР.
С организацией Спецкомитета и ПГУ начался решающий этап создания советского ядерного оружия. Предстояло в полуразрушенной войной стране путем колоссальных усилий построить совершенно новую атомную отрасль. Но одновременно ее надо было защитить от устремлений иностранных разведок, обеспечить сохранность государственной тайны.
То, что Советский Союз начал собственные разработки по атомной бомбе, для США секретом не являлось. Об этом наглядно свидетельствовал вывоз в СССР из побежденной Германии, подчас из-под носа у американцев, физиков-ядерщиков, оборудования их лабораторий и запасов урановой руды, а также начало добычи урана в Рудных горах в Тюрингии и Саксонии в рамках созданного в 1947 году советско-германского предприятия «Висмут». Но крайне важно было не позволить американским спецслужбам узнать, насколько далеко продвинулся Советский Союз в своих работах по созданию атомного оружия.
Защита советских атомных разработок от устремлений зарубежных спецслужб стала важным направлением работы Первого главка. Поэтому неслучайно, что одним из заместителей руководителя ПГУ Бориса Ванникова постановлением ГКО от 20 августа 1945-го был назначен бывший начальник Экономического управления (ЭКУ) НКВД СССР, а затем заместитель начальника Главного управления контрразведки «Смерш» НКО СССР генерал-лейтенант Павел Мешик. В ПГУ Мешик отвечал прежде всего за обеспечение охраны и режима секретности объектов атомной отрасли. Именно он стал организатором создания закрытых поселков и городов, где разместились важнейшие объекты. Сейчас у «Росатома» 10 городов, имеющих статус закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО) в разных регионах России.
А 15 ноября 1945 года в составе Народного комиссариата (с марта 1946 года — министерства) государственной безопасности СССР был сформирован отдел «К», занимавшийся контрразведкой в атомной отрасли.
В дальнейшем, в рамках реорганизаций органов госбезопасности, в марте 1953 года отдел «К» вошел в состав объединенного министерства внутренних дел СССР во главе с Лаврентием Берией, уже как 1-й отдел 5-го управления, а в октябре 1953-го стал именоваться 10-м спецотделом МВД СССР. В марте 1954 года, после создания Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР, функции контрразведывательного обеспечения атомной промышленности были возложены на 1-й спецотдел, существовавший до 1959 года на правах самостоятельно подразделения центрального аппарата, и в дальнейшем ненадолго ставший отделом в составе 5-го управления КГБ при Совмине СССР. После упразднения в 1960 году 5-го управления данная линия контрразведывательной деятельности была сосредоточена на правах отдела во Втором Главном управлении (ВГУ) КГБ при СМ СССР (контрразведка). И только в 1982 году она вернулась на свое «законное» место в качестве 2-го отдела воссозданного в ноябре 1982 года управления КГБ СССР по контрразведывательному обеспечению объектов экономики (6-е управление), отметил Матвеев.
«Тогда, в 1945 году, кадры для нового подразделения набирались из опытных сотрудников отечественных спецслужб, и прежде всего тех, кто работал ранее в Экономическом управлении НКВД СССР и военной контрразведке «Смерш», — сказал Матвеев.
Первым руководителем отдела контрразведки в атомной сфере стал как раз выходец из ЭКУ НКВД СССР полковник Иван Степанович Писарев (1910-1977). Он проработал на данном посту первые самые сложные годы, до начала 1952-го. Затем занимал должность консультанта КГБ СССР по линии охраны атомной промышленности при министерстве общественной безопасности Китая (в те годы СССР помогал создавать атомную отрасль в КНР). Последним местом работы Писарева стал «Государственный союзный проектный институт №12» — одно из ключевых предприятий атомной отрасли, где создавались проекты ее важнейших промышленных и научных организаций. В ГСПИ-12 Писарев трудился в качестве заместителя директора по режиму и безопасности с 1967 по 1977 годы и ушел из жизни, что называется, на боевом посту.
Преемником Писарева на следующие семь лет стал полковник Александр Минович Иванов (1903-1975), также имевший опыт службы в Экономическом управлении НКВД СССР и возглавлявший в годы войны ряд территориальных органов безопасности, добавил Матвеев.
«На оперативный и руководящий состав подразделений, осуществлявших контрразведывательное обеспечение работ по «Проблеме №1″, возлагались прежде всего задачи по обеспечению строжайшей секретности проводимых работ, по предотвращению проникновения агентуры иностранных спецслужб как на объекты, так и в их ближайшее окружение, а также выявление устремлений иностранных разведок, и степени их осведомленности о работах в СССР. Органам госбезопасности также придавалась функция физической охраны ведущих ученых, занятых в советском атомном проекте. Кроме того, большая работа велась по выявлению и устранению недостатков при строительстве атомных объектов», — отметил историк спецслужб.
Гигантский объем проектных и строительно-монтажных работ, научных исследований, производство нового специального оборудования требовали привлечения к ним самых разных организаций. Поэтому требовалось реализовать специальные меры по соблюдению в них режима секретности. С этими целями в марте 1946 года Совнарком СССР принял постановление об уполномоченных СНК СССР (впоследствии Совета министров СССР) при ключевых научно-исследовательских институтах, лабораториях, конструкторских бюро, промышленных предприятиях и стройках. Уполномоченные контролировали ход выполнения правительственных заданий своими «подопечными», помогали развивать их научно-техническую базу, и, безусловно, координировали и контролировали мероприятия по обеспечению секретности работ, по защите вверенных им объектов от иностранных разведок. На должности уполномоченных назначались генералы и старшие офицеры органов госбезопасности и внутренних дел СССР, переводившиеся в так называемый действующий резерв.
Так, например, работу научного «штаба» советской атомной отрасли — Лаборатории №2, которую возглавлял научный руководитель атомного проекта академик Игорь Курчатов, курировал талантливый контрразведчик, ставший генералом в возрасте 31 года (в то время это был самый молодой генерал в СССР) Николай Иванович Павлов, выходец из ЭКУ НКВД СССР, возглавлявший в конце войны Управление НКВД СССР по Саратовской области. Вся дальнейшая жизнь и деятельность Павлова будет связана с атомной промышленностью. Вскоре он станет первым заместителем начальника ПГУ, затем начальником Главного управления опытных конструкций Минсредмаша СССР, и в 1964 году директором КБ-25 по разработке ядерных боеприпасов и их компонентов (ныне — входящий в «Росатом» «Всероссийский научно-исследовательский институтавтоматики имени Н. Л. Духова»). В 1951 году Павлов получил Сталинскую премию, в 1962 году – Ленинскую премию, ему присвоили звание Героя Соцтруда. А Лаборатория №2 стала родоначальником множества уникальных технологий и научных направлений. Сейчас это Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт».
Контрразведчики совместно с администрацией атомных объектов выявляли причины и условия, которые могли раскрыть местонахождение и характер деятельности сверхсекретных предприятий. В результате была разработана целая система мер, призванных не допустить утечки информации, составляющей государственную тайну. Причем режим секретности соблюдался не только в научных лабораториях или на производственных площадках. Он касался всей жизни и быта того или иного закрытого атомного города.
Например, чтобы сохранить в тайне дислокацию главной конструкторской организации советского атомного проекта «Конструкторского бюро-11» (КБ-11), неоднократно изменялись его условные наименования («Объект 550», «База 112», «Приволжская контора Главгорстроя» и другие). В 1954 году вышел закрытый указ президиума Верховного Совета РСФСР о присвоении поселку Сарово, где располагался объект, статуса города областного подчинения с наименованием Кремлев. Затем в названии стали использовать «легальное» название соседнего Арзамаса, но с цифровым обозначением. В 1960 году атомград стал Арзамасом-75. С 1966 года начал именоваться Арзамасом-16. В 1994 году город рассекретили, и он опять стал Кремлевом. В 1995 году ему присвоили нынешнее название — Саров. А бывшее КБ-11 — это сейчас всемирно известный, входящий в структуру «Росатома» Российский федеральный ядерный центр — Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики (РФЯЦ-ВНИИЭФ).
Все лица, принимавшиеся на работу в КБ-11, тщательно проверялись. Свою личную переписку они вели по адресу: «Москва, Центр-300». Им запрещалось в этих письмах сообщать какие-либо сведения, которые могли раскрыть местонахождение объекта (не только названия рек и заповедников, но и наименования церквей и соборов). Те же требования касались и остальных закрытых атомных городов.
О том, что контрразведка успешно справилась со своими задачами, свидетельствует тот факт, что в США так и не смогли выяснить или хотя бы точно спрогнозировать сроки испытания первого советского атомного заряда РДС-1, состоявшегося 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в восточной части Казахстана. Американцы полагали, что это произойдет не ранее первой половины 1950-х годов. Поэтому для Соединенных Штатов известие об успешном советском испытании стало шоком.
На неведение Вашингтона относительно реальных дел в советской атомной промышленности указывает и сообщение отечественной военной разведки, направленное в ноябре 1949 года на имя куратора атомного проекта СССР Лаврентия Берии. Согласно полученным данным, американцы, например, не имели сведений о точном местоположении советских атомградов. Один из них, как опрометчиво полагали в Вашингтоне, якобы находился недалеко от озера Байкал. Также на Западе предполагали, что взрыв советской атомной бомбы стал результатом только третьего испытания, а первые два якобы завершились несрабатыванием заряда.
Да и испытание в августе 1949-го за рубежом представляли прошедшим не слишком удачно: мол, бомба, сброшенная с самолета, сработала позже требуемого времени и зарылась в землю, где и взорвалась. В действительности первый советский атомный заряд, установленный на вышке, сработал штатно, подтвердив свои проектные характеристики. Ну и, наконец, местом испытания за рубежом вообще считали киргизскую степь.
«Отличная работа контрразведки была по достоинству оценена советским руководством. Замначальника ПГУ генерал-лейтенант Павел Мешик и начальник отдела «К» Иван Писарев с формулировкой «за успешное выполнение специального задания правительства» в соответствии с совершенно секретным указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1949 года удостоились высшей награды страны — ордена Ленина. Точно так же, как, например, и руководитель научно-технического направления советской внешней разведки, один из инициаторов начала ее работы по атомной тематике Леонид Квасников. Это говорит о том, что государство одинаково высоко оценило вклад и разведки, и контрразведки в дело создания отечественной атомной отрасли», — подчеркнул Матвеев.
По его словам, контраст между результатами работы контрразведки в США и СССР очевиден. «От специалистов, работавших в «Манхэттенском проекте» — американской программе по созданию ядерного оружия, Советский Союз получал необходимые данные для своих работ по атомной и водородной бомбе. И даже сейчас не раскрываются имена многих добровольных помощников советской разведки. А вот в атомных структурах СССР, в Спецкомитете и Первом главке, у американцев не было своих информаторов», — сказал Матвеев.
Большие силы контрразведки действовали на первых советских промышленных атомных комплексах на Урале. Размещались эти предприятия с учетом удаленности от границ страны, относительной близости к Москве, наличия рядом мощной промышленной базы и развитых транспортных коммуникаций, а также обеспеченности водой и электроэнергией. Урал как нельзя лучше подходил для этого. Поэтому в Челябинской области возвели первый советский комплекс по производству оружейного плутония, а в соседней Свердловской области — первые промышленные мощности по обогащению урана.
Но эти же очевидные соображения позволяли зарубежным разведкам предположить возможные места размещения «первенцев» советской атомной промышленности. Естественно, уральский регион едва ли не под первым номером попадал в число таких мест, и контрразведчикам надо было принимать активные меры, чтобы сохранить тайну атомных производств. Тем более что Урал как мощный промышленный район издавна представлял большой интерес для иностранных «глаз» и «ушей», отметил Матвеев.
Американцы вели интенсивную разведывательную работу, стремясь проникнуть в советские атомные секреты. Как рассказывали ранее в ФСБ, в конце 1940-х — начале 1950-х годов участились случаи заброски на территорию СССР агентов-парашютистов, которым ставилась задача обнаружить объекты, где русские разрабатывают и хранят атомное оружие.
В свое время был опубликован текст рассекреченного спецсообщения министра госбезопасности СССР Семена Игнатьева, написанного в августе 1951 года на имя Сталина. Игнатьев сообщал, что в Молдавии был задержан некто Османов — агент американской разведки, переметнувшийся на сторону США во время службы после войны в рядах советских войск на территории Германии. Заброшенный с самолета со стороны Румынии Османов признал, что по заданию американцев должен был выехать на Южный Урал в город Кыштым, «чтобы собрать сведения о предприятиях, связанных с производством атомной энергии». Вблизи Кыштыма Челябинской области разместился первый промышленный объект отечественной атомной отрасли, первый ее комплекс по производству оружейного плутония комбинат №817 (ныне «Производственное объединение «Маяк» «Росатома» в Озерске).
Как вспоминал ветеран атомной контрразведки, генерал-майор КГБ СССР в отставке Владимир Хапаев, в 1953 году американской разведкой в СССР был заброшен агент-нелегал, некий Владимиров. У него имелось задание получить данные об одном из атомных предприятий на Урале. Усилиями контрразведчиков Владимирова нашли на Украине. На допросах он подробно рассказал о полученных им заданиях и путях их выполнения. Позже, по воспоминаниям Хапаева, была разоблачена сотрудница представительства ГДР в Совете экономической взаимопомощи в Москве Кэти Корб — агент американских спецслужб, которой было дано задание добыть информацию об одном из атомных спецобъектов.
Работа атомной контрразведки была наглядно показана в популярных советских фильмах «Ошибка резидента» и «Судьба резидента», где сотрудники КГБ СССР противодействовали западной спецслужбе, пытавшейся подобраться к некоему городу Новотрубинску, в районе которого, как ошибочно предполагали за границей, размещался один из советских атомных комплексов. В кино было показано то, что на профессиональном языке спецслужб называется оперативной игрой. Там КГБ в рамках оперативной игры подставил иностранной разведке своего сотрудника под прикрытием, снабдив его дезинформацией — пробами земли и воды, обработанными таким образом, что те достоверно показывали наличие радиоактивных веществ. Также были построены бутафорские сооружения, якобы имеющие отношение к сверхсекретному предприятию в закрытой зоне. «Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что именно там находится атомное производство», — пояснял на экране генерал Сергеев в исполнении Ефима Копеляна.
Авторами сценария «Резидента» выступали Олег Шмелев и Владимир Востоков. Под псевдонимом «Шмелев» писал бывший начальник всей советской контрразведки (Второе главное управление КГБ) генерал-лейтенант Олег Грибанов, который после ухода в запас в 1960-х годах некоторое время отвечал за безопасность ядерно-оружейного предприятия в городе Заречный (Пенза-19). «Востоковым» стал бывший разведчик полковник Владимир Петроченков. Оба они, очевидно, знали, о чем писали.
В «Резиденте» операция западной спецслужбы по выяснению советских атомных секретов называлась «Уран-5». Почему было взято именно такое название, авторы не поясняли. Но на профессиональном сленге атомщиков «пятым ураном» называется уран-235 — основной «рабочий» радиоактивный изотоп, который нарабатывают путем обогащения урана на специальных заводах.
Первым таким отечественным предприятием в конце 1940-х годов стал комбинат № 813 рядом с поселком Верх-Нейвинский Свердловской области — ныне это крупнейший в мире комплекс по обогащению урана «Уральский электрохимический комбинат» в городе Новоуральске (бывшем Свердловске-44). Для охраны государственной тайны, касавшейся этого объекта, в составе отдела «К» была создана отдельная Верх-Нейвинская группа. О по-настоящему выдающемся достижении этого подразделения и его коллег по атомной контрразведке надо сказать отдельно.
Начиная с американского атомного проекта, обогащение урана в мире шло с помощью газовой диффузии — крайне энергозатратного метода. Достаточно сказать, что в начале 1960-х годов все четыре советских предприятия по обогащению урана газодиффузионным методом потребляли десятую часть всей электроэнергии, вырабатывавшейся на тот момент в СССР. Решением этой проблемы стало создание метода обогащения урана с помощью газовых центрифуг — эти установки позволяли нарабатывать уран-235 со значительно более высокой эффективностью в пересчете на единицу потребляемой энергии.
Именно Советскому Союзу удалось впервые в мире создать работоспособную технологию газовых центрифуг для промышленного использования. И как раз на комбинате №813 в 1957 году начала работу первая, опытная очередь таких установок. В 1962 году там состоялся и пуск первой промышленной очереди первого в мире завода по обогащению урана центрифужным методом. Это был колоссальный технологический прорыв советской атомной отрасли, который строжайше засекречивали на протяжении долгого времени.
Только в конце 1980-х годов СССР открыто сообщил, что использует газоцентрифужную технологию. А позже делегацию специалистов из США (в числе которых, как обычно, были и люди, связанные с разведкой) пригласили посмотреть на работающие газовые центрифуги. Как вспоминали участники того события с российской стороны, гости молча взирали на уходящие вдаль в гигантском цеху каскады этих установок. И такая реакция была понятна: американцы, будучи уверенными, что СССР по-прежнему архаично обогащает уран, не стали форсировать свои разработки в области центрифуг. В результате, как это ни парадоксально, свою полноценную промышленную газоцентрифужную промышленность США создать так и не смогли. А Россия, в том числе благодаря своей контрразведке, сейчас прочно занимает первое место на мировом рынке обогащения урана.
Атомные контрразведчики занимались не только вопросами сохранности государственной тайны, но и другими аспектами создания ядерного оружия. Они вскрывали условия, которые могли привести к ЧП и авариям со спецтехникой и ядерными зарядами. Об одном из таких случаев писал в своих воспоминаниях полковник госбезопасности Степан Жмулев, работавший заместителем директора саровского ядерного центра по режиму и охране, а позже — заместителем управления режима и охраны министерства среднего машиностроения СССР.
В середине 1960-х годов при усовершенствовании ядерных зарядов существенное внимание стали уделять вопросам экономии средств на их производство. Тогда сотрудники КГБ в Арзамасе-16 провели большую работу по предупреждению испытания одного из изделий — так атомщики называют ядерные заряды. Оно уже прошло необходимую экспертную оценку на полную готовность к испытаниям, но в КГБ получили упреждающую информацию, что изделие вышло «сырым», недоработанным и могло на испытаниях либо вообще не сработать, либо сработать на недостаточной мощности. Таким образом, десятки миллионов рублей могли быть потрачены впустую, пояснял ветеран.
После тщательной проверки первоначальная информация КГБ подтвердилась. Была создана специальная научная комиссия, которая пришла к аналогичным выводам, и изделие сняли с испытаний. По словам Жмулева, приятно было потом услышать слова трижды Героя Социалистического Труда, главного научного руководителя ядерного центра академика Юлия Борисовича Харитона, который на одном из заседаний по этому вопросу заявил: «Чекисты были правы, изделие действительно оказалось недостаточно доработанным».
Работа контрразведки по обеспечению надежной эксплуатации объектов атомной промышленности и энергетики была одной из важнейших ее задач с точки зрения безопасности государства. От офицеров госбезопасности требовалось своевременно выявлять слабые места, которые могли стать причиной возникновения чрезвычайных ситуаций с тяжелыми последствиями. В территориальных органах КГБ СССР работали компетентные сотрудники, которые, как правило, имели профильную вузовскую подготовку и обладали знаниями в сфере атомной энергетики, в том числе на основе личного опыта работы. При получении ими тревожных сигналов с той или иной атомной станции следовал немедленный доклад, информация направлялась в Москву в 6-е управление КГБ, занимавшееся контрразведывательным обслуживанием экономики и в том числе атомной промышленности.
В свое время были рассекречены документы о том, что контрразведка выявляла отклонения от норм в процессе сооружения и безопасной эксплуатации Чернобыльской АЭС. Но их голос не был услышан — строители стремились отрапортовать о завершении работ к очередному государственному празднику.
Сотрудники КГБ сыграли большую роль в расследовании причин и ликвидации последствий аварии на четвертом энергоблоке этой станции, случившейся в ночь на 26 апреля 1986 года. Фактически с первых минут после аварии сотрудники отдела КГБ в Припяти, городе-спутнике Чернобыльской АЭС, направились в эпицентр трагедии, чтобы выяснить обстоятельства случившегося. Вместе с пожарными, работниками станции и медиками контрразведчики оказались в ядерном пекле и выполнили свой долг. Все эти офицеры КГБ тогда получили большие дозы радиации и были госпитализированы.
Органы госбезопасности на месте затем участвовали в работах по ликвидации последствий катастрофы. В крайне тяжелой обстановке, в условиях высоких уровней радиации, сотрудники КГБ действовали вместе со специалистами-атомщиками, военнослужащими, шахтерами, ходили исследовать разрушенный энергоблок.
Помимо всего прочего, КГБ провел большую работу по недопущению проникновения агентов и кадровых сотрудников иностранных разведок в Чернобыль с целью выяснить причины аварии, а также узнать, как действует государственная система СССР, ликвидируя последствия случившегося.
Многих офицеров госбезопасности приходилось заменять по медицинским показаниям. Сотрудников КГБ направляли в Чернобыль со всей страны. Но, как вспоминали участники тех событий, проводя параллель с военными операциями, не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из контрразведчиков отказался от выполнения задания на этом по-настоящему ядерном фронте.
На рубеже 1990-х годов территориальная засекреченность отечественных атомградов потеряла свое прежнее значение, постепенно были сняты ограничения выезда за рубеж российских ученых и специалистов. Однако окончание эпохи холодной войны вовсе не означало, что работы для органов госбезопасности стало меньше. Иностранные спецслужбы не снизили интерес к отечественным ядерным технологиям. Это касается прежде всего разведывательных структур Запада во главе с США.
Крупной победой российской контрразведки в середине 1990-х годов стал срыв провокации немецких спецслужб с контрабандой плутония якобы российского происхождения. Как рассказывали ветераны ФСБ, эта провокация была направлена на то, чтобы обвинить Россию в неспособности надежно обеспечить безопасность своего ядерного арсенала, и в итоге установить за ним «международный контроль». В таком случае Россия фактически потеряла бы свой суверенитет, поясняли ветераны. Но благодаря профессиональной работе коллектива сотрудников органов госбезопасности во главе с известным контрразведчиком-атомщиком Михаилом Дедюхиным самим немцам пришлось признаться в том, что это не российский плутоний. В Германии возник скандал на государственном уровне, а лица, причастные к той провокации, были наказаны вплоть до увольнения.
По мнению экспертов, велика заслуга контрразведки и в создании новейших образцов российского стратегического вооружения. Эти разработки стали неприятным сюрпризом для Запада.
В День народного единства 4 ноября 2025 года президент России Владимир Путин в Кремле наградил создателей крылатой ракеты неограниченной дальности с ядерной энергетической установкой «Буревестник» и подводного беспилотного аппарата «Посейдон».
Источник: РИА Новости