Протоиерей Вигилянский: родословие и краеведение – часть национальной идеи

– Все, кто изучает историю нашей страны, понимает, что за всеми трагическими и победоносными событиями прошлого нашего Отечества – от Святой Руси и Царской Империи до кровавого ХХ века – стоит что-то поучительное, связанное с русской национальной идеей. Вряд ли найдётся какая-то другая страна, в истории которой было бы столько смут, гражданских противостояний, войн, революций, кровавого террора в отношении собственных граждан, с одной стороны, а с другой – столько величайших побед над иноплеменниками, столько моментов возрождения нации, культуры, истории и науки, столько прославленных героев, святых и подвижников, чья жизнь вылилась в особую миссию служения во благо своего Отечества. Это история назидательная: она дает нам рецепты и уроки, как уберечься от бед и невзгод, выпадавших на долю нашего государства в прошлом, как не наступать на те же грабли и как выбрать праведный путь, который избавит Россию и русское общество от ошибок наших предшественников. Поэтому, когда в конце XIX века возникла краеведческая наука, это стало событием, которое проросло в государственные институции и дало толчок к развитию национального самосознания. Для меня это модель, на которую нужно равняться и сейчас.

– В истории краеведения бывали тяжелейшие времена. Советская власть пыталась идеологизировать краеведение, ввести классовый принцип в краеведческую науку. Но переформатировать ее на свой лад в 1920 годы не удалось, поэтому к 1937 году это направление было почти полностью разгромлено.

Советское руководство поняло, что память о стране, о достижениях, о пластах в архитектуре, в живописи, в литературе противостоит революции и тянет Россию назад. Поэтому начались страшные гонения на краеведов. Были закрыты древлехранилища, остановилась архивная работа, были упразднены все существовавшие в губерниях организации, связанные с сохранением исторической памяти. В начале 1930-х годов по стране прокатилась волна арестов историков и краеведов, тогда же были уничтожены все достижения краеведческой науки. Краеведы на многие годы ушли в подполье.

– После Великой Отечественной войны вновь стало идеологически важно обратить взор на историю, и началось возрождение советского краеведения, которое благополучно жило до печальных 90-х годов ХХ века, когда из науки опять стало изгоняться все, что было накоплено историками и краеведами советского периода. Государству это вновь оказалось не нужным.

Но выяснилось, что вопреки попыткам вытеснения 30-летней работы советской краеведческой науки, краеведы, несмотря ни на что, существуют. И не просто существуют, но являются частью гражданского общества, развиваясь без какой бы то ни было поддержки государства, его директив и финансирования: краеведение, как оказалось, живет само по себе, питаясь какими-то сокровенными импульсами, существующими в русской душе.

– Лет десять назад неожиданно и я стал «краеведом» – когда меня назначили настоятелем храма мученицы Татианы при МГУ. Изучение истории нашего храма выявило то, что среди преподавателей и выпускников Московского университета было более 170 «подвижников благочестия», пострадавших за веру в ХХ веке. Среди них – 21 новомученик, они канонизированы Русской православной церковью. Теперь список этих святых запечатлен на мраморных досках при входе в церковь.

– Чуть позже и вся наша семья столкнулась с краеведением, когда мы стали заниматься историей наших предков. ХХ век перемолол множество судеб наших родственников. Мой дед был французом, который жил в Советском Союзе и, будучи инженером, он стал одним из тех, кто возглавлял строительство дороги Москва-Минск. В 1937 году в Вязьме он был арестован, а в 1938 году в Смоленске – расстрелян как вредитель и польский шпион: его французские родители и сёстры жили в Варшаве, и он переписывался с ними – этого было достаточно, чтобы повесить на него ярлык «врага народа» и «контрреволюционера».

С одной стороны, открылись подробности этой трагической судьбы, с другой – выяснились родословные связи с городом Курмышом Симбирской губернии. Мой отец, родившийся в Курмыше, прошел лагеря и ссылки. А его дед – мой прадед – в конце XIX века служил настоятелем Богородице-Рождественского храма в Курмыше и приходился правнуком святому праведному Алексию Бортсурманскому. Открыв генеалогические связи, мы обрели в родословии святого, и этот узор судеб осветил нашу семейную историю с совершенно другой, неожиданной стороны.

– Краеведение живет в определенной части общества как нечто добровольное, согласованное с самим собой, как предмет собственного самопознания, как деятельность, отвечающая на онтологические вопросы человека – о его месте в мире, его пути, его связи с прошлым и настоящим. Это подтолкнуло меня к тому, что нужно изучать саму метафизическую идею краеведения – стремления к знанию своей истории, к изучению своего родословия, истории нации, истории страны. Причем, изучению, повторю, не навязанному кем-то сверху, а необходимому как личная потребность в самоопределении.

Я уверен, что краеведение есть часть национальной идеи. В поиске определения национальной идеи наше общество сломано немало копий. Уже не одно десятилетие об этом ведутся споры и обсуждения среди политологов, философов, обществоведов. Но совершенно очевидно, что одно из составляющих национальной идеи – это знание своей истории. Чувство историзма – это фундамент не только для осознания самобытности страны и нации, но и для самоидентификации каждого человека. Никакие современные события, процессы и конфликты не могут быть поняты и разрешены без чувства историзма.

– Мы все знаем формулу министра просвещения графа Сергея Семеновича Уварова «Православие. Самодержавие. Народность», которая составляла национальную идею Российской Империи до революции. Она претерпела множество критических нападок и интерпретаций, но тем не менее на неё долгие годы официально опиралась идеология царской России. Все мы, конечно, помним национальную идею, рожденную в огне Французской революции – пресловутую триаду «Свобода, равенство, братство»…

– Она сейчас превратилась в абсолютное молоко, разведенное водой. Непонятно, какое братство? Что за равенство? В каком смысле? Между кем и кем? И что́ именно стоит за словом «свобода»? История говорит нам, что в чистом виде «свобода, равенство и братство» не существуют ни в одном государстве, ни в одной эпохе, ни в одном обществе.

– Американское понимание национальной идеи – это «американская мечта». Грубо говоря, это карьера. Это собственноручно добытое благополучие, выраженное в материальном достатке. Идея «американской мечты» оказалась очень живучей – на нее до сих пор опирается часть западного и американского мира.

– После объединения Германии национальной идеей была пангерманская формула «Германия превыше всего». После Второй мировой войны она была отвергнута и заменена на «Все для общества». Нужды общества были поставлены выше нужд государства и отдельного человека.

– Александр Солженицын сформулировал национальную идею как «сбережение гибнущего народа». Действительно, его больше всего волновал суицидальный характер русской истории, его тяга к добровольному или полудобровольному собственному истреблению – ничего подобного мы ранее не встречали в истории других стран.

– Современное либеральное общество тоже определило свои составляющие национальной идеи: это «права человека», «свобода слова» и другие «свободы».

Но мы видим, как современная цивилизация, употребляя эти мифо-формулы, полностью переворачивает их первоначальный смысл, подходя к обществу весьма избирательно. Оказывается, свобода слова распространяется только на определённую часть людей, а права человека касаются далеко не всех.

Налицо полная деградация основ современной либеральной цивилизации, которая до сих пор претендует на главенствующую модель в мировом сообществе. И если раньше мы говорили о суицидальном характере русской истории, то теперь это качество гораздо в большей степени соотносимо именно с цивилизацией Запада. Достаточно окинуть взором современные процессы в западном обществе, действия и риторику нынешних либеральных политиков, чтобы увидеть, что эта цивилизация существует в парадигме самоуничтожения, причём, в неприкрытой форме. То, что раньше говорилось иносказательно и между строк, теперь произносится впрямую, начиная с открытых угроз в адрес неугодных социальных или этнических групп – и вплоть до шантажа развязывания ядерной войны, в которой не бывает жертв только с одной стороны. Гибель миллионов людей во имя процветания и идеалов другой части населения больше не считается геноцидом, а вполне органично встраивается в систему либерального мира.

– Одно из самых замечательных определений национальной идеи мы встречаем у Владимира Соловьева: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». Эта формула помогла и мне сформулировать некие дефиниции национальной идеи.

Как для человека верующего, для меня это, прежде всего, идея религиозная, метафизическая: все, что не противоречит евангельским истинам, должно быть востребовано для России. Это идея преображения эмпирической, социально-политической земной жизни, где правят зло и грех, несправедливость и порок, в жизнь подлинно духоносную, причастную Царству идеальных ценностей. Это идея сохранения традиционных ценностей (традицию следует понимать как способ передачи ценностей из поколения в поколение).

– Это те признаки Небесного Отечества, которые в истории отражены в отечестве земном. Это сохранение красоты Творения Божиего. Это люди, народ – святые, герои, мученики, труженики, поэты и художники, живые и мёртвые, продолжающие свою жизнь здесь, – своим трудом, творчеством, всей своей жизнью выявившие образ и подобие Божие. Поэтому Россия – это не только территориально-географическое понятие, но и духовно-телесный организм.

Национальная идея – это идея государственности, державности: всё, что заботится о безопасности каждого гражданина, о свободе каждой личности, умножает материальное и культурное богатство родины. Всё, что организует людей, укрепляет Отечество и защищает интересы страны и ее суверенитет, является благом.

– О суверенитете, о котором мы так часто слышим от наших политиков, говорил и А. С. Пушкин. В одном из его знаменитых стихотворений есть строки (о любви к родному пепелищу и отеческим гробам – ред.):

Идею суверенности, «самостоянья» Пушкин распространяет на каждого человека. Этим человек, по мысли поэта, и интересен. И именно в «самостояньи» личности и реализуется Промысл Божий о человеке, заповеданный каждому из нас в земной жизни.

– Национальная государственная идея должна защищать суверенитет страны и каждого человека, при этом она не может быть угрозой для других стран и должна быть очищена от самодовольства, триумфализма, шовинизма, ксенофобии, анархизма, социального фашизма.

Государственная идея основывается на конституции и законах страны, главным принципом которых является понятие справедливости и равенства перед законом.

Выборная власть обязана быть слугой этой государственной идеи, чтобы мы, христиане, не чувствовали никаких противоречий, когда возносим молитвы о «властях и воинстве ея», – чтобы у нас была возможность прожить «тихую и безмятежную жизнь во всяком благочестии и чистоте».

В этом определении национальной идеи есть и составляющая, связанная с краеведением, объединяющим элементом которого является естественное для человека стремление обладать памятью своего рода, памятью культуры и языка, памятью связи человека с Богом, с природой, с бытом, с историей края. Это часть, причем, очень существенная, народной души.